Если ты умер[СИ] - Александр Сергеев

Поравнявшись с командиром, он проорал:

— Почему уходим, шеф?

Последнее обращение он услышал в одной из редких историй их командира, и взял на вооружение. Сейчас оно пришлось как нельзя кстати, хоть он и не понял точного смысла обращения, но оценил то, что применяется оно к старшему по статусу соратнику.

— Задерживаться нельзя, карательный отряд скоро вернется, а нам с ним встречаться, сам понимаешь не с руки. Штурмовать же укрепления нам не требуется, напоминаю — наша задача нанести противнику максимально возможный урон, что мы уже выполнили, а не геройски погибнуть. И побереги дыхалку, нам еще придется отрываться от преследования.

Добравшись до леса, устроили перекличку, быстро оценив потери. По предварительным подсчетам они потеряли двадцать три человека, еще десяток ранено, но способно к самостоятельному передвижению. Однако, потери противника много хуже. Поскольку традиционно начинал Орден свою деятельность с расшатывания дисциплины в армиях противника, то в своей они постарались по возможности исключить такую возможность. Оружие и доспехи хранились централизованно, в арсенале, куда их солдаты сдавали после похода. На территории лагеря дозволялось ношение оружия только офицерскому составу, солдаты же довольствовались короткими, в ладонь, ножами. Когда противник разворачивал свои войска чуть ли не сутки, такая тактика могла быть оправданна, но не против быстрых рейдов небольших отрядов, уж точно. Заминка стоила войскам Ордена рассеянного личного состава во множестве потерянного бесповоротно и окончательно, а так же разрушенной казармой и подожженными складами и арсеналом. Кто-то может сказать: "Да что там мечам станется, они же железные!", но тут есть маленький нюанс — клинки побывавшие в пекле пожара, а затем медленно остывшие — лишатся главного, закалки. И по сути, превратятся в довольно бесполезные ломики, тупящиеся после одного-двух ударов. Топорам, наверняка придется еще хуже — придется где-то искать новые топорища. Так же, лишились они и арбалетов и запаса болтов к ним. В общем, вылазку можно считать удавшейся полностью, что несмотря на потери было ясно каждому бойцу отряда.

Возвращение.

Памятуя о прошлой погоне, в этот раз отступали в предельном темпе, несколько раз меняя направление движения, с тем чтобы не натолкнуться на горячую встречу темпераментных южан, вышедших наперехват. В целом, возвращение к Круксау вышло едва ли более рутинным, чем поход в соседнее село за вином и бабами. Если не считать один случай, когда из местной берлоги, поблизости от которой отряд устраивался на ночевку, подняли пластинчатого оведа, местный вариант медведя, только вместо меха, эта скотина отрастила чудовищные залежи сала прикрытые поверх ороговевшими пластинами брони. В теории, эта устрашающая зверюга не слишком агрессивна, в теплое время года, поскольку питается в основном растительной пищей. Однако, здесь она оказалась поднятой из спячки в не самом добром расположении духа, да еще и с пустым брюхом, а диета предполагающая исключительно сосание лапы, привела его в совершеннейшее неистовство. В брюхе пусто, а еда бегает, и что еще хуже — орет, привлекая внимание.

Благодаря своей комплекции, естественного врага у этой зверюги не было, охотиться на оведов тоже как то было не очень популярно, то ли из-за никакой практической ценности трофея, с которого ни шкуры приличной, ни мяса съедобного мало-мальски не взять, жир один, то ли из-за того, что из таких охотников возвращалась в исходном виде едва ли половина, но в целом с людьми они жили в относительном мире. Оведы втихую иногда подъедали посевы, а люди, иногда, собравшись гуртом забивали такого вредителя, справляя затем торжественный пир по поводу победы над опасным зверем, а заодно и поминки, без них вообще редко обходилось в таких случаях. Тушу, как правило, прикапывали, жрать ее желающих находилось немного даже в лесу. Были попытки варить из жира зверюги мыло, но, прямо скажем, если живой овед пах хреново, то дохлый смердел так, что приличному человеку с таким ароматом не скрыться было даже на конюшне. В общем и с этой стороны зверем он оказался бесполезным, на свое счастье.

Однако, люди разбивавшие лагерь о его бесполезности думали в последнюю очередь, поскольку когда рядом с тобой из под снега откапывается туша весом в добрую сотню стоунов, первое желание возникающее на грани сознания — это оказаться от нее подальше, и желательно с чем-нибудь поубойнее. Не успело чудовище даже откопаться целиком, как в его голову ударила первая пуля. Многие полагают, что раз попал в нее, так и все, готова зверюга. Да вот незадача, даже медведь имеет зону пригодную для поражения наверняка, всего в пару спичечных коробков размером, и если туда не попасть, все чего добьетесь, это сорванный скальп или покалеченная челюсть, так вышло и тут. Контузили зверюгу, заставив отступить на полшага назад и замолчать, на том первый успех и завершился.

Вылетевший из уже поставленной палатки Сагитт, с ружьем наперевес, оценил обстановку и всадил пулю из своего оружия именно туда, куда было нужно — под шею, где проходила большая часть кровеносных сосудов и нервных узлов, одним выстрелом перебив позвоночник чудовища.

Я с любопытством следил за их действиями, готовый в случае необходимости прикончить этого лысого медведя. Надо заметить, что о повадках этого животного мне рассказали несколько позже, но не будем забегать вперед. Что меня несказанно порадовало сейчас, так это оперативная и слаженная работа бойцов, уже превратившихся в действительно боеспособное подразделение, способное принимать решения в нештатной ситуации самостоятельно, не требуя моего вмешательства. Многие склонны недооценивать сообразительность наших предков, а ведь отсталость технологий вовсе не равнозначна низкому интеллекту. Так что в достаточно быстром освоении новой техники не было ничего странного. А в остальном, путешествие к временному пристанищу герцога Ольтира, прошло совершенно без приключений. Прибытие наше, впрочем не оправдало ожиданий. Да, неорганизованная толпа дурно пахнущих людей, вынужденных больше месяца обходиться без должной гигиены, вооруженных абы как, и ко всему прочему — еще и усталых до смерти, никак не производила впечатления победителей. Так что, наш отряд молча дошел до отведенных казарм, не считая приветствий знакомых, встречавшихся по пути, с которыми диалог сводился в основном к обещанию рассказать при встрече: "как мы надрали задницу Ордену".

Разместившись на свободных местах в казарме, каковых в наличии было много больше, чем солдат, люди занялись своими делами. Кто-то пошел за водой, чтобы помыться наконец, кто-то сразу растянулся на предмет поспать в человеческих условиях, впервые за долгое время, некоторые отправились на разведку на камбуз, с целью раздобыть чего то более приличного, нежели солонина или копчености, осточертевшие еще за время похода. Я же, тем временем, отправился напрашиваться на общение с местным руководством. Ввиду того, что доспех по прежнему зиял прорубленными дырами и темнел пятнами копоти, пришлось заглянуть для начала в оружейную, стрясти с тамошних обитателей новую кирасу и шлем, которые я и переодел перед визитом. Негоже, все же показываться в неприглядном виде на публике. Мне то все равно, а вот окружающие могут и не оценить, что вполне можете затруднить последующее принятие некоторых решений.

Встретивший меня адъютант герцога, настороженно осведомился:

— Вы уже здесь? Надеюсь, вы не полностью разбиты?

— Не спешите с выводами, сударь. Полный отчет о наших достижениях и потерях я предоставлю только герцогу, надеюсь, вы потрудитесь доложить обо мне?

Тот слегка дернул уголком рта, как будто мое присутствие его невероятно раздражало, однако воспитание не давало этому недовольству вырваться наружу, после чего все же поднялся, и молча скрылся за дверью, грохоча сапогами по дереву ступеней лестницы. Уже через минуту он вернулся, каким-то образом умудряясь выражать недовольство сохраняя при этом совершенно умиротворенное лицо. Ничего не скажешь — аристократ в энном поколении.

— Совет назначен на завтра, после заката вас будут ждать полковники и сам герцог, постарайтесь не опаздывать. И еще — он окинул мое одеяние взглядом, — постарайтесь подыскать что-нибудь поприличнее из одежды.

Вероятно он говорил что-то еще, но мое восприятие было занято другим, легонько скрипнула та же дверь, по которой спустился Флак, и оттуда вышел. Хотя нет, "вышел" здесь будет неверное слово. Точнее даже воздвигся этот тип. Настолько огромный, что для того чтобы протиснуться в дверь, ему пришлось сложиться едва ли не вдвое, его расу я сходу бы назвать затруднился, темнокожий, почти негр, с раскосыми глазами, он походил на странную смесь множества самых причудливых рас. По одежде, я бы сказал, что он принадлежит к воинам, кожаный доспех с нашитыми поверх пластинами, явно о том говорил, однако от него не просто веяло, но разило холодом, да и оружие его — навевало определенные мысли. Представьте себе сосну, хорошую такую, почти пригодную для корабельной мачты, длинной в рост человека, на которую поверх насажен череп такой зверюги, что даже в дохлом состоянии она вызывала омерзение, и все это обмотано цепочками, какими то амулетами, свисающими с этого орудия и позвякивающих в такт шагам. Не знаю, как хозяину данного изделия удалось добиться такого эффекта, но даже звон их будил какое-то глубинное беспокойство. Это у меня то, покойника, представляю каковы ощущения у живых.